ПАДЕНИЕ В КРОТОВЬЮ НОРУ

Интересно прослеживать смену круга читателей за все годы существования блога. Само содержание, стиль и, конечно же, комментарии, всё постоянно меняется. Я другая. Не та, что десять лет назад.

Это последнее произведение отличается от прежних. Я не хочу больше привлекать, развлекать. Хотя всегда писала так, как пишется. Иначе я не могу. Это независимый от меня процесс. 

Небольшой экскурс. Совсем нелирическое отступление.

 

Дорогой читатель, следующие события разворачиваются в особой атмосфере. Попав в неё, примерив на себя, вы сможете понять, прочувствовать происходящее.

Персонажи этой истории живут в Бельгии и во Франции, на границе двух вышеупомянутых стран. Бельгия обязана своим расцветом угольным копям, на базе которых выросла вся мощная бельгийская промышленность. Конечно же надо упомянуть и африканские колонии, в которых бельгийцы лютовали страшно, выжимая из туземцев, которых за людей не считали и страшно эксплуатировали, прибыль. (Это было ужаснее концлагерей и ГУЛагов) 

Так вот, представьте себе эти места. Мрачные, серые городки, в которых всё покрыто угольной пылью, нет ни одного парка, ни деревца, ни цветочка. И, соответственно, жители. В основном шахтёры. Те, которых с пяти - шести лет загоняли в узкие галереи, в которых они передвигались на четвереньках. Люди, которые видели солнце только по воскресеньям. 

Ван Гог "Едоки картофеля".

Скажем прямо, бедные эти мужчины и женщины, дети особой красотой и гармоничностью пропорций не отличались. 

В "Белоснежке" гномы были такие забавные. Или возьмём, к примеру, синих штрумфов. Ведь такие люди существовали в реальности. Это и были шахтёры. Недостаток света, пищи, воздуха, тяжёлый труд в узких тунелях, в которых они постоянно пребывали в согнутом положении или на карачках Отсюда у них непропорционально большие головы, длинные туловища и короткие ноги, они небольшого роста. И конечно же высочайшая смертность от болезней и несчастных случаев. Ведь самые элементарные правила безопасности не соблюдались. О них даже и представления не было.

Вспомните "Жерминаль". Вечером у них едва было время на скудную еду. В основном - картофель. А по воскресеньям после церкви пьянка и драки, насилие.

Со временем французов и бельгийцев сменили итальянские иммигранты, согласные на ещё более тяжёлые условия. Сейчас шахты закрыты, но потомки шахтёров живут там же, и образ жизни они унаследовали от многих поколений предков. В таких городках высокий уровень безработицы. Основная масса населения сидит на нищенском пособии. Алкоголизм и насилие здесь процветают. 

 

Теперь вам будут более понятны нижеописанные сцены.

***

    Лента его жизни, особенно последние события проходили перед его мысленным взором. Он думал о том, любил ли он действительно Франс. Она всегда трогала его своей хрупкостью, вызывая в нём желание защитить её, пригреть, оберечь от суровой действительности.

    Буквально через пару месяцев после свадьбы он понял, что ошибся в выборе, что они были совсем с разных планет. Франс бросила учёбу. Целыми днями читала  мыльные дамские романы, рыдая над страданиями героев. Даже музыку – страсть Дидье, который играл на многих инструментах, она не воспринимала. Поэзии для неё не существовало.

    Пока он собирался с духом чтобы объясниться с Франс, она объявила ему, что беременна. Постепенно Дидье сжился, свыкся с жизнью с неинтересным ему человеком, погрузившись в ежедневную рутину.

    Он был фармацевтом. Ещё со школы он увлекался химией. В подвале аптеки была хорошо оборудованная лаборатория. В его обязанности входило тщательное изучение медикаментов, которые поступали к ним на продажу. Владелец аптеки был увлечённым специалистом. Часто вместе с Дидье они застревали допоздна в этой лаборатории. Постепенно, месяц за месяцем, год за годом оба осознавали тот факт, что медикаменты часто приносили больше вреда, чем пользы. Сами они в их личной жизни переходили на травы и гомеопатию, обращаясь к специалистам, которые первым делом исследовали психическое, эмоциональное состояние больного. Дидье всё больше убеждался в том, что лечить нужно не отдельные органы и болезни, а всего человека: и его организм, и душу. Так он стал посещать семинары по психологии, по альтернативным методам лечения. Но давление больших фарм компаний, поддерживаемых государством, вынуждающим их рекламировать и продавать заведомо вредные препараты, вызывали в них всё большее сопротивление.

    Дидье по роду службы должен был регулярно читать лекции о последних достижениях фармакологии в больницах. Так он попал в псих больницу. Его всегда интересовала человеческая психика, мотивы поведения. Он сам стал задавать много вопросов врачам. Тогда главврач сказал ему, что если у него хватит терпения проучиться три года, он возьмёт его на работу медбратом. Конечно же он будет продолжать свои лекции за хорошую прибавку к зарплате.   Дидье посоветовался с начальником, который и сам уже не выдерживал давления Биг Фармы и собирался уходить на пенсию, и, собравшись с духом, бросил работу и поступил на учёбу.

    Учился он легко. Он всегда мечтал лечить людей. Кроме того, вследствие выбранной специализации – психиатрии, он должен был постоянно посещать семинары по разным направлениям психологии, работая над собой в первую очередь. Все студенты его направления, кроме того, должны были заниматься борьбой для того, чтобы уметь обездвижить разошедшегося больного, не причинив ему вреда.

    Дидье выбрал ночную работу по ряду причин. Во-первых, он любил ночь. В это время суток он бывал особенно работоспособен. Днём было слишком много суеты, процедур. Вечером же, он после ужина проводил беседы,  раздавал лекарства и укладывал больных спать. В его обязанности входили беседы с больными, о которых он потом оставлял отчёты врачу, у которого на это часто не хватало времени. У них была самодеятельность. Больные любили петь, рисовать, лепить, ставить спектакли. Дидье приносил свою гитару, аккомпанировал им. Организовывал их творческое пространство. Во-вторых, после отбоя, он налаживал на расстоянии компьютеры, что тоже обожал. И конечно же у него оставалось дневное время для игры в группе, для своих песен и для своих детей.

    Отношения с Франц не то, чтобы не складывались, их не было. Она была замкнутой, холодной. Дидье хотел её понять, прочувствовать, но она была недоступна. В семье Франц не было принято общаться по-настоящему. При семейных мероприятиях вроде бы было всё, «как у людей», но Дидье ощущал какой-то гнёт. Словно что-то плохое, тёмное связывало всех членов семьи, пропитывало всю домашнюю обстановку, сам дом.

    И вот, в тот незабываемый день, Дидье многое открылось в этой загадке, в той мрачной энергии, которая исходила от Франс. Рождество они провели у родителей Франс – Нелли и Даниеля, с детьми, которых к тому моменту было уже три и двумя сёстрами Франс. Когда они вернулись поздно вечером, старшая дочь Дидье – Жюстина с разбега, как она любила, прыгнула в его объятья, обвив его, словно обезьянка, руками и ногами. У неё выпали передние зубы, и она смешно шепелявила. Ей было шесть лет. «Папа, я скажу тебе один секрет» - начала она. Хотя это был обычный момент в их отношениях, но Дидье внутренне напрягся, как будто предчувствуя что-то нехорошее. Так оно и было. Жюстина рассказала ему, что дед – Даниель, когда она сидела у него на коленях, сунул руку ей в трусики. Дидье обдало жаром. Ему стоило неимоверных усилий не выдать своё замешательство, а затем – ярости. В этот момент в комнату зашла Франс и, хотя Жюстина шептала ему на ухо, словно поняяла шестым чувством, о чём шла речь. Дальше всё было как в тумане.

    Он погнал на всей скорости к тестю с тёщей, даже не заметив трёхчасовой дороги. В дом Даниеля он попал почти на рассвете. Все спали, но он стал бешенно звонить в дверь и колотить её. Открыл Даниель.

    - Ты знаешь, почему я здесь?, - спокойно сказал Дидье, стискивая руки в кулаки.

    - Да нет! Что случилось? Всё в порядке?, - спрашивал Даниель.

    - А ты мне ничего рассказать не хочешь? Что ты делал с Жюстиной, когда она была у тебя на коленях? Вот так, при всей семье за столом?, - тут уже Дидье не выдержал и схватил Даниеля за грудки. Даниелю было под шестьдесят. Это был крепкий мужчина.

    - Так вот ты о чём? Да это просто маленькая шлюшка, как и все бабы, как мать её и бабка, как её тётки. Это она меня совращала. Всё крутила передо мной задницей своей! Всё тёрлась! Ты что, не знаешь? Они же все такие! Им это нравится. Все так делают! Все так живут.Ты с неба свалился?

    Дидье встряхнул его:

    - Это же ребёнок! Что ты городишь, грязная тварь?

    - Нелли! Зови полицию! Он убьёт меня!, - завизжал Даниель.

Только тут Дидье заметил, что Нелли с лестницы наблюдала за этой сценой.

    - Говорила я тебе, что ты допрыгаешься! Не буду звать полицию. Пусть он расшибёт тебё в смятку за всё, что ты делал с нами! За дочерей твоих, за меня!

    -     Вы, бабы, сами же это любите. Кривляетесь только, а потом от наслаждения кричите. И сваливаете потом всё на нас, - выкрикивал ей в ответ Даниель, пытаясь вырваться из крепкой хватки Дидье.

    - Не от наслаждения, Даниель, от боли! От боли, от стыда мы кричим! Значит мы тебя совращали? А что ты скажешь о себе? Ты, когда был несмышлёнышем, ты тоже крутил задом перед своим пьяным отцом и его дружками?!!!

    Дидье гадливо отшвырнул от себя Даниеля, который, всхлипывая, закрывая лицо от ожидаемого удара, скрючился в углу. И тут Дидье разглядел в Даниеле маленького, перепуганного, беспомощного мальчишку, забивашегося в ужасе перед взрослыми, сильными тварями с помутневшим разумом. Ребёнка, презирающего слабую мать, которая не могла его защитить, а, может, даже закрывающуюся им как щитом. Мальчика, который клялся себе вырасти и самому стать сильным и жестоким, как отец, а не презренным слабаком, как его братья и сёстры.

    Дидье махнул рукой и отправился домой. Дома его ждала Франс. Она сразу поняла, что Дидье знает и её тайну, которая отравляла их отношения, как и всю её жизнь. В сущности, она была мертва. Она умерла ещё тогда, в детстве. И вряд ли её можно было оживить. Ей было холодно, одиноко, но комфортно в вечной анестезии. Жизнь ей заменяли мыльные оперы с надуманными страстями и лубочными, плоскими героями и героинями. Она давно поселилась в этих воображаемых мирах и не видела необходимости, а скорее, смертельно боялась возвращаться к пульсирующей, текучей жизни. Дидье понял и принял то, что все его отчаянные попытки отогреть её – тщетны. Главное, она не хотела этого.

    - Я должен заявить в полицию,  - сказал Дидье, - Этого так оставлять нельзя.

    - Нет, - закричала Франс, - Не надо. Не надо поднимать всю эту грязь. Оставь нас в покое! Может, папа и негодяй, но он мой отец. Мама, сёстры, мы не выдержим следствия, суда, публичного перемывания нашего грязного белья. Я буду всё отрицать. И Жюстина тоже. Я позабочусь об этом.

    - Я требую, чтобы ты хотя бы больше не водила туда наших детей.

    - Этого я тебе обещать не буду. Это мои родители, это их дом, это бабушка с дедушкой. Ты не имеешь права лишать детей семьи.

    Постепенно Дидье остыл и стал уж спокойно думать о том, как же оградить детей. Он понял, что Франс не в состоянии это сделать. По роду службы он постоянно работал с жертвами насилия. Он понимал этот парадокс, который называют «Стокгольмским синдромом». Когда жертва привзывается к своему мучителю. И даже если у неё появляется возможность сбежать, она чаще всего предпочтёт ад, к которому она привыкла, чем свободу, которая пугала её неизвестностью.

    Когда он ещё был студентом его поражало то, что изнасилованная женщина впоследствии будет постоянно ставить себя с такие же ситуации. Её будут притягивать к себе потенциальные насильники. Мужчины, сами травмированные в детстве, а потому и превращающиеся впоследствии в садистов. Девочки, выросшие в семьях, в которых отцы алкоголики, скорее выберут в мужья алкоголика, повторяя отработанную из поколения в поколения схему. И слава богу есть исключения. Есть те «гадкие утята», попавшие на птичий двор, и которые не хотят крякать как утки.

Продолжение следует....

Желающие ознакомиться с предыдущими частями могут пройти по ссылке, кликнув сюда.