"Сидишь ты у себя в Марселе
И прожигаешь свой талант.
Мы все тут на фиг окосели,
Читая опусы твои..."
Под скрипучий голос старушки Додя уснул прямо перед экраном компьютера. Когда он проснулся, пришлось ему продолжать записывать следующее:
"В нашей волшебной школе учителя часто посылали учеников за классным журналом или в учительскую, или к учителю, у которого этот класс был до этого. Мы тогда прятались в угол, открывали этот журнал и ручкой, подобранной по цвету и оттенку, ставили и правили оценки. Минусы за прогул по неуважительной причине превращали в плюсы. Ученики девятого "Б" класса пытались подтереть оценку и дотёрли до большой дыры. Тогда они выбросили этот журнал в туалет. Здание школы у нас было устаревшего образца, туалеты представляли из себя просто дырки в полу в кабинках во дворе. Журнал неудачно застрял как раз большой надписью "9 Б" вверх. Юные волшебники-чародеи пытались затолкать его, бомбардируя камнями и снежками, палками, но журнал от этого застрял ещё прочнее."
Тут Баба Яга встала, потянулась, отчего её старые косточки захрустели и сказала: "Хватит тебе, Додя, сидеть. Видишь, вот ступа - кивнула Баба Яга головой в угол, где стоял сей вечный летательный аппарат – совсем не меняется. То ли дело пестик. Раньше, бывало - старушка мечтательно закатила глаза и причмокнула беззубым ртом – возьмёшь его в руки, он весь крепкий, налитой, сунешь в ступу, пошуруешь там пару раз и полетишь. Вот красота. Так стал этот пестик размягчаться, поникать. Аж противно, тьфу. Я его и так и этак. Сначала вроде ничего, на какое-то время оживал. Полетать можно было, хоть всё ниже и ниже. А теперь и вовсе куда-то запропастился. Не найти никак. Выписала я из-за границы метлу. Ну так, ничего. Тонка и длинна больно, но хоть летает исправно. Вот – ковёр-самолёт. Это басурмане изобрели, сексисты. Дамам никакого удовольствия, романтизму. Только средство передвижения. Дам-ка я тебе маленький пестик. Мне он ни к чему, а ты молодой, приспособишься. А сама я на метлу полезу.Полетим на Кудыкину гору. Там у меня музей восковых фигур." Додя, человек подневольный, согласился.
Музей там был, как музей. Ничего особенного. Были там дети в старомодных красных галстуках, застывшие перед статуями и бюстами бородатых дядь. Был там дядя с густыми мохнатыми бровями, который ловил вываливающуюся челюсть, мужик с башмаком в руке посреди кукурузы замахивался на саксаулы, у одного воскового кудесника на лысине было симпатичное пятнышко и он пел: "Дадуда дуда...".
Был и Соловей-Разбойник со страшным шрамом через лицо в жёлтой цыплячей куртке. ("Не бойся, это не шрам, а засохшая сопля" - сказала Баба Яга). Была там даже мадам Помпадур с колбами и макетами молекул. Маркизы и бароны, генералы и шпионы (Мата Хари, например). В общем, все персонажи, которых Вы, мой дорогой читатель, уже знаете.
Баба Яга подвела Додю к одной из фигур и опять завелась, тыча в неё дрожащим, скрюченным пальцем:
"В Университет приехал знаменитый американский профессор - иранец. Мы уже были на третьем курсе. Он, по своей знаменитой методике, долго мусолил алфавит, на страшной смеси персидского и английского. Из-за того, что, наверное, у него в голове была такая же смесь, и к тому же иранцы пишут справа налево, а американцы в противоположном направлении, глаза у него разбегались в разные стороны. Имён наших он запомнить и не пытался. Поэтому во время опроса, когда он говорил: "Вот Вы, ответьте, пожалуйста.", мы переглядывались и либо молчали, либо говорили все разом.
Был у нас замечательный преподаватель - Вагин. (Это уже следующая фигура) У него был свой кабинет с табличкой, на которой его имя было написано большими почему-то латинскими буквами "Vagin". Особенно это умиляло иностранцев и студентов романо-германского факультета.
Учитель общего языкознания два семестра бормотал себе под нос и расписывал на доске санскритские, старославянские, греческие и латинские корни. До студентов ему не было никакого дела. Опросов, контрольных и семинаров он не проводил, посещаемость не отмечал. На экзамене он забил весь молодой чародейский табор в маленький класс, раздал вопросы и закрылся газетой. Через час он вылез из-за газеты и, тыча прокуренным пальцем в каждого по очереди, сказал: "Вам я ставлю "три", Вам "четыре", Вам "пять", Вам "три", Вам "четыре"...". Если кто-то был недоволен и спрашивал: "Почему мне "три"? Он говорил: "Ладно, Вам "пять". Все были довольны.
Была у нас одна "очень старая" преподавательница, которой было аж за пятьдесят. Вообще в те времена все, кому было за двадцать пять были старыми, кому за сорок очень старыми, а остальные были просто доископаемые. Было жарко. Я была в маечке на лямках. Она тогда сказала, что не годится приходить в обитель мудрости и храм просвещения в таком разнузданном виде. Что она, женщина современная и передовых взглядов. Но, всему своё место. Вот когда она была в Афганистане (это был конец семидесятых годов, то есть когда наши туда впёрлись, а она с ними, авантюрная душа ), она играла в теннис в короткой белой юбочке и большом декольте. Формы у неё, как ты видишь сам, Додя, были очень даже рубенсовские. Когда ей сказали, что, дескать, страна мусульманская, хоть и заграничная, что опасно это, она беспечно ответила: "Ну убьют, так убьют", и нагнулась за мячиком, сверкнув беленькими трусиками.
Мы тогда с Гулей, остальные просто не слушали, гадали, правду она рассказывает или нет."
Далее Додя увидел плачущих афганских пионеров (раз уж речь зашла о талибанах) в космосе, плутов и плутовок, марсиан на дереве с авоськами с кефиром, аристократичную царственную марсианку на троне, длинного и тонкого марсианина и прочих фантастических фигур.
Примечание: вы помните, как в НИИ тишину рабочего дня вдруг прерывало восклицание запыхавшейя сотрудницы:"В ЦУМе импортные польские куртки дают." Это могли быть куртки, сапоги, батники, яйца, сыр... Все вскакивали со своих мест и мчались туда. А там уже была длинная очередь...
Рассказ про соплю есть где-то в блоге. Мне его уже не найти. Расскажу вкратце.
Одна марсианка, натура артистичная, не имела дома ни часов, ни зеркала. Она жила в своём собственном артистическом ритме. В два часа ночи могла начать готовить еду, спать лечь утром... Интересно, что она работала преподавателем. Её хотели выгнать с работы за недисциплинированность, но сами глубоко в этом раскаялись. Дирекция в результате своего немудрого, но справедливого решения, была уволена, а марсианке выдали хорошую компенсацию в виде всех зарплат за год тяжбы в удвоенном размере.
Дама она очень яркая от природы. Тип её как-то очень хорошо определили уличные подростки: "Смотри, жидовка под японку работает!" (это я передаю дословно их выражение). Стоило ей совсем слегка накрасить губы помадой, как она становилась похожа на газводчицу Клаву.
Однажды вечером она пришла к нам. Я тогда была подростком. У неё через всё лицо шёл страшный пиратский шрам. Я - дочь хирурга (мама с детства мне показывала всякие страшные картинки, рассказывая о чудесах современной хирургии, в надежде внушить мне любовь к этой профессии. Результата она добилась прямопротивоположного) сразу поняла, что это "застарелый келоидный рубец", которому лет пять, не меньше. А вроде бы я видела мою марсианку только вчера, в прекрасной физической форме и без всяких намёков на страшную трагедию.
Так вот, это была засохшая сопля. Дама эта, ей тогда было слегка за тридцать, не посмотрела на себя в зеркало перед уходом на работу, как это сделала бы любая другая женщина и не только. Она отработала часть своего биологического рабочего дня, много раз пересекла город, и всё это в таком вот разбойничьем виде.
