Колоритный, не типичный,
Жан Мари,
гигант тепличный,
он один такой,
Парижанин заводной,
а еще такой родной,
рыцарь храбрый,
дорогой,
для Хилолы!!!!
ЖАН
На вашу беду не могу удержаться от описания такой колоритной фигуры, как виконт - Жан Мари, один из моих друзей (чем я дорожу и горжусь). Считаю его по праву одной из главных достопримечательностей Марселя. После моего правдивого описания вы его сразу же узнаете, если вам посчастливится оказаться в Марселе, и хватит решимости и терпения продолжить чтение сего очередного гениального шедевра.
Я познакомилась с виконтом (как это выяснилось впоследствии) в банке. Толстый седой дяденька типично аристократичной наружности (у меня глаз намётан) неожиданно спросил меня: "Вы индианка?" Вопрос меня поразил, так как до этого меня никто за таковую не принимал. У него был приятный голос. Я сразу обратила снимание на его серо-голубые лучистые глаза. Когда я сказала, откуда я, он заговорил со мной по-турецки. Узбекский относится к тюркской языковой группе. Потом он заговорил по-хорватски или по-сербски (словом, на одном из славянских языков). Вообще-то французы обычно ничего не знают об Узбекистане. Виконт же знал политический строй, географическое положение, историю и т.д. Потом мы поговорили об иранской поэзии, которую он читал в подлиннике. Потом он галантно пригласил меня выпить кофе. Он был на мотоцикле.
Жан Мари высокий, около метра девяносто, у него большая голова, крупная кость и он очень толст. Весит он, наверное, около 170-ти кг как минимум. На мотоцикле тогда осталось для меня совсем мало места и мне пришлось раздвинуть ноги за уши (за мои собственные, естественно). Смотрелись мы очень живописно. Мои длинные чёрные волосы эффектно развивались при скорости 20 км в час. Ехал виконт посреди дороги. Сзади водители ругались со своим не просто французским, а ещё южным темпераментом (происходит это на юге Франции) и сигналили.
Под внешней внушительной оболочкой Жана Мари скрывается рыцарь и поэт (он - автор нескольких поэтических сборников-бестселлеров). Однажды в Париже друзья сняли ему на 15-ом этаже номер в отеле. В таких номерах каждый сантиметр на учёте, к тому же французы, как правило, мелки. В маленькую комнатку рационально так набьют и кровать, и шкаф, и столики, и телевизор, и зеркала, и ещё вторую койку подвесят... Вечером ему очень захотелось в туалет. Он открыл дверь, но протиснуться в туалет никак не мог. ("Видит око, да зуб неймёт") Это не тот человек, который помочится под первым кустом. Не знаю, чем история закончилась. Виконт рассказывать не стал, а я и не настаивала. Так интереснее.
Когда виконт садится, он долго выбирает стул. Трясёт его, проверяя на прочность. Потом он медленно опускается, стараясь не опрокинуть стол со всем, что на нём есть, и соседей (в кафе и ресторанах они тоже экономят площадь, обычный-то человек должен протискиваться). Последнюю пару сантиметров до назначения Жан Мари обычно уже не в силах продолжать свой изнурительный манёвр на дрожащих от напряжения ногах, поэтому он преодолевает их последним плюхом, всё ещё цепляясь за стол, за стену, за меня, словом, за всё, что подвернётся. Вид у него при этом очень виноватый.
Носит Жан Мари майки, зимой фуфайки, которые задираются на огромном животе с таким же огромным торчащим пупком, который он всё время вправляет внутрь. Под животом у него бесформенные штаны на резинке. Носки он никогда не носит. Не может надеть, потому что не может нагнуться. Зимой его трогательные розовые грязные лодыжки так и сверкают невинностью. Вообще виконт похож на громадного пупса, особенно если учесть крупную голову с седым пухом. На ногах у него старые стоптанные башмаки, без шнурков и застёжек, который он носит круглый год и в жару, и в дождь, и в снег (очень редко здесь бывает снег. Люди здесь говорят в таком случае: «Что за зима, лютый мороз, аж плюс 10 градусов»). В такие «морозы» на нём еще и бывает грязная куртка с оборванными с мясом пуговицами. Не дай бог попытаться зашить дыру или оттереть жирное пятно. Тогда он, не реагирующий на самые обидные шутки, вдруг свирепеет и кричит: «Моя жена изводит меня, а тут ещё и ты!» Ногти на ногах он просто обрывает резким заученным движением, как, впрочем, и на руках. Одежду Жан Мари, видимо, меняет каждый день. Она у него всегда свежезапятнанная. Можно определить, что он ел и пил, даже рано утром, а также где протискивался.
У виконта развитый глазомер. В ресторане, если он идёт в туалет, а пойдёт он туда обязательно, он долго примеривается, где можно пролезть с наименьшим ущербом для окружающей среды (модно быть экологистом). Причём он разворачивается боком, в чём нет никакой необходимости, так как боком он не меньше, чем в других ракурсах.
Сидеть Жану Мари приходится на внушительном расстоянии, отделяемом животом от своего столика («столика», а не «стола». Всё, что находится в его непостредственной близости должно носить уменьшительно-ласкательный суффикс, «слоник», например). Поэтому доносить пищу со стола до рта да ещё в ложке или на вилке дрожащей (не знаю почему, от старания, наверное, не уронить, не погнуть, не сломать, не промахнуться) рукой требует особого навыка. Часть еды попадает на одежду, откуда он её элегантно цепляет ручищей и дискретно суёт в рот.
Потом, когда мы уже ближе познакомились, он перестал церемонится в этом случае, оглядывался по сторонам, подносил тарелку ко рту, сгребал рукой всё в рот и заглатывал не жуя. Потом он смотрел выразительно в мою тарелку и говорил ласково: «Деточка, у тебя сегодня нет аппетита. Ты так плохо ешь.» Приходилось отвечать, что да вот, есть как-то не хочется (что было истинной правдой). Тогда он брал и мою тарелку и проделывал с ней и её содержимым тот же трюк.
Однажды, виконт решил представить меня начальству своего банка, директором которого он был раньше. Я искала работу. У входа в это солидное заведение, он приспустил свои дранные штаны ещё ниже и пояснил: «Увидят мои голые ноги в такой мороз, подумают, что я бомж».
Кстати его тщательный отбор стула весьма оправдан. Как-то раз он ошибся в расчётах, сломал стул и оказался на полу. Поднять его не могли всем миром. Пришлось расчистить ему место, солидную площадь для манёвров. Он перевернулся на живот, встал на четвереньки, а потом, сдорожно ухватив стол и тех, кто непредусмотрительно оказался рядом, рывком, как штангист встал ко всеобщему облегчению.
Вот таков мой друг Жан Мари - виконт.