ЛЕТО (НОВОЕ - ХОРОШО ЗАБЫТОЕ СТАРОЕ)

"Ох Dodo, затаился я,

знаю, тут меня не найдут,

тут уютно, просторно,

да, здесь не ново,

но это же клево,

по домашнему все,

прям как в детстве..."

ЖАН

В Марселе лето. На «Ла Плене» и «Панье» по вечерам бурлит жизнь. Такое ощущение, что люди живут на улице. Окна широко распахнуты. За столиками многочисленных кафе, на ступеньках лестниц, просто на асфальте сидят люди, потягивают напитки и общаются. Везде самая разнообразная музыка всех стилей и направлений. На площадях играют оркестры или группы. Танцуют пары. Много пенсионеров. Весь год они разучивают вальсы, танго и бассадобли. В этот сезон у них своего рода «показательные выступления». Любят они рокн-ролл. Партнёр в основном стоит почти неподвижно и крутит партнёршу. Пляжные рестораны с простым чаще всего меню, состоящим из пиццы или жареной картошки со стейком, всегда забиты. Молодёжь проводит ночи напролёт прямо на песке. Приносят напитки, нехитрую снедь, муз. инструменты. В промежутках между купанием поют и танцуют, просто лежат. На площадях устраивают фольклорные концерты со старинными танцами. Для этого вытаскиваются из нафталина бабушкины костюмы. Много родителей с колясками, в которых спят, несмотря на шум, маленькие дети. Дети постарше с визгом бегают, забираются на сцену и тоже танцуют.

Консерваторские музыканты, студенты, маленькие ученики играют в парках и бульварах. Приближается праздник музыки. Значит, до утра на каждом углу будет музыка. Такое ощущение, что все здесь поют, играют и танцуют, кто во что горазд. Публика всех приветствует с одинаковым воодушевлением. В общем – праздник везде и из ничего.

Невольно я переношусь в Ташкентское лето моего детства. Помните, тогда не было ограничений на воду. Вечером весь Ташкент щедро заливался водой. Дворники, продавцы и жители вытаскивали шланги и поливали всё вокруг. Поздно ночью проходили большие машины и обдавали мощной струёй воды из брандспойта высокие платаны. Все выходили на улицу, грызли семечки и распивали чай, наблюдая за детьми, бегающами взапуски под струями воды. Помню запах мокрой, разогретой дневной жарой земли. Везде били фонтаны. Утром было так приятно идти по прохладному ещё, чисто вымытому Ташкенту, заляпывая мокрой грязью ноги и обходя лужи. Солнце играло и переливалось на каплях воды на листьях деревьев и на цветах.

Мы рвали зелёный урюк и недозревшие яблоки, засовывали их прямо за пазуху и морщась ели, невзирая на предостережения взрослых. Ели кислятину до оскомины. Зелёные яблоки было вкусно есть с солью. Везде можно было «угоститься» вишней, черешней и виноградом. Позже созревали персики и сливы. Как можно забыть наши юсуповские помидоры – сочные, мясистые и сладкие.

Двор наш был настоящим раем. Он находился в тени двух огромных деревьев – старого тутовника и абрикосового дерева. Тутовник был невероятно широк в стволе и раскидист. Хорошо помню рельеф на его коре, небольшие углубления в стволе, куда я прятала фантики и стеклышки. Весной с раннего утра, ещё затемно поднимался громкий гомон. Созревал тутовник. Большие сладкие сочные белые ягоды. Мы их собирали, приходили и соседи и родственники на подмогу. Все равно тутовые ягоды покрывали ковром полдвора. Приходилось отскребать их лопатой. Были три клумбы. Одна большая, дед посадил на ней розы величиной со средний капустный кочан. У каждой был свой запах. Две маленькие клумбы были отгорожены  низкими треугольниками кирпичей. Дед вкапывал их в землю наискосок. Клумбы были великолепные, засаженные маленькими цветами типа анютиных глазок. Дед их сажал по своей схеме. Получался цветочный ковёр, каждый раз с разным рисунком. Между клумбами были узкие дорожки. Абрикосовое дерево было тоньше и выше тутовника, наверное моложе. Абрикосы были большие, сочные и сладкие. Я пыталась снимать их с веток сачком, привязанным к палке. Забираться на дерево было трудно. Ветвистая часть начиналась очень высоко. Был водопровод, в котором мылась даже зимой прабабушка. Водопровод стекал в огород, пересекая двор. Это был наш ручей. На дне были красивые камни, но стоило их вытащить и обсушить, как они превращались в обычную серую гальку. По краям ручья опять-таки были цветы. Чайные розы (протом я любила усыпать лепестками свою постель). Дикие фиалки. Кстати фиалки росли повсюду. Запах одной маленькой фиалочки наполнял ароматом всю комнату. Было много противных слизняком. Невозможно было отмыть руки от их слизи.

В старом городе было неудобно идти по грубо мощённой улице вдоль глухих дувалов, на которых росли маки. Улицы эти пахли пылью и углём, а от стен шёл запах навоза. Была маленькая резная дверь. Пара ступенек вниз вела в сказочный двор. После жаркой и пыльной улицы было странно очутиться в свежем и прохладном оазисе, где пели птицы и цвели розы. Бабушка мне сразу же давала миску, в которую я собирала клубнику и ела тут же. Виноград строго-настрого было велено мыть. Его обрабатывали. Яблоки тоже просили вымыть, но мы их чаще всего протирали наспех об рукав и вгрызались зубами. У двоюродной бабушки было черешневое дерево  с громадными, сладкими, почти чёрными плодами «бычье сердце». Мякоть была красного цвета. Такой черешни я больше нигде и никогда не ела. Больше всего я любила «шпанку» - скрещённая вишня с черешней. Не такая приторная, как черешня и не такая кислая, как вишня.

Лора, марсельская девочка, которую было невозможно уговорить есть фрукты и овощи (здесь их привозят незрелыми из Испании и оставляют дозревать без солнца на складах. Они идеально ровные и красивые, но абсолютно безвкусные.), объедалась тёплыми помидорами и огурцами прямо с грядки, когда приехала на каникулы в Россию. Вишнёвое дерево русская бабушка выделила ей лично. Детей поразили сладость и аромат неровных яблок, часто с червяком внутри (невиданное для них дело).

До моего приезда сюда, один мой знакомый сказал мне, что Марсель ему удивительныи образом напоминает Ташкент. Есть здесь такие тихие райончики с частными домами и садами, в которых пахнет травами и навозом. Удивительно обилие инжирных и пр. деревьев, покрытых плодами, которые плотно усеивают и землю, но, которые, по всей видимости, никто не ест и не собирает.