ДОДО И МУЗЫКА

В ответ на вопрос Госпожи Парижанки о моём музыкальном образовании... (Помните, как говорил один тоже классик: «Вопрос конечно интересный.»?) Отвечаю со всей искренностью.  Какое-то время я ходила в музыкальную школу в Москве тоже. Учительницу звали Евгения Михайловна. Была (надеюсь и есть сейчас) эта дама стройного сложения с тяжёлой походкой, адским терпением и париком, лихо сдвинутым набекрень. Вообще-то было положено заниматься музыкой минимум два часа в день. За полчаса до выхода из дома на урок я судорожно пялилась в ноты перед пианино и тыкала в него же пальцами по «методу орла» (орёл парит-парит, высматривая добычу, а потом бросается на неё коршуном). Потом ещё в автобусе двадцать минут смотрела в ноты и представляла себе клавиатуру. Евгения Михайловна молча мучилась (уже даже не кричала), давала мне ключи от свободного класса и посылала учить партитуру. Часто после меня приходил ещё один лентяй, которого она посылала туда же. Через некоторое время нас там собиралось в количестве нескольких лодырей. Мы надевали пальто и сапоги учительницы, её шапку и изображали её же (саму Евгению Михайловну), танцевали на столах и горланили песенки нецензурного содержания, чаще всего своего же сочинения под свой аккомпанемент. Я не зря упомянула о её тяжёлой походке, так как мы узнавали её шаги ещё далеко в коридоре и успевали притвориться усерднейшими из учеников. На родительских концертах моя мама обычно сидела рядом с мамой немки Регины. Обе дамы вынимали надушенные кружевные платочки и умилённо плакали, когда мы тыкались в клавиши, как слепые котята. Регина, как вы поняли, тоже была лодырем. Остальные ученики играли довольно сносно. К огромнейшему удивлению Евгении Михайловны, на экзаменах я получала хорошие, даже почти всегда отличные оценки. «Вот если бы ты всегда так занималась» - говорила она потом со вздохом.

В ташкентской школе учительница Валентина Александровна, немецких кровей и восточного темперамента, швыряла ноты и стулья. Дневник у меня был порван, так как, когда она мне остервенело ставила громадные колы, она рвала бумагу. За два дня до экзамена, когда все уже работали над нюансами, я всё топталась на стадии разбора. На экзаменах обычно мне давался Бах и была хорошая техника. На конкурсных этюдах выделяли меня. Как ни странно занятий музыкой я не бросала, а закончила с отличием и рекомендациями. Отсюда у меня привычка невозмутимо реагировать на ор и резкую  критику в мой адрес. Своих учеников я люблю уже просто за то, что они занимаются музыкой или языками. Поэтому их усердие и блестящие результаты трогают меня до глубины моей ленивой натуры.

В ташкентской школе у нас был хор (то есть он был и в московской, но я туда не ходила). Часто приходил на занятия сам директор. Он устраивал перекличку и спрашивал причину отсутствия на предыдущем занятии. Как-то один ученик ответил ему, что у него умерла бабушка. Вместо строгого выговора, директор придал своему лицу скорбное выражениие и справок от врача или записок от родителей не домогался. Следующий ученик, воодушевлённый примером предыдущего сказал, что у него умер дедушка. Реакция у директора была та же. Только когда четвёртый ученик объявил о смерти одного из своих ближайших родственников, директор не выдержал и потребовал принести записку от родителей.