ГЕРОИ, ДРАКОНЫ И ПРИНЦЕССЫ

Пришла я на урок музыки к пятилетнему Льюису. Вместо приветствия он выкрикивает мне потрясающую новость, у него выпал передний зуб. Скоро у него вырастет новый, большой и острый, которым он перекусает всех плохих. В этот раз он в костюме скелета, надетом поверх его человеческой личины. Он машет саблей и говорит мне: «Я только что отрубил ею все семь голов дракона. Будешь заставлять меня петь, тебе тоже отрублю голову.» Приходится ему смиренно отвечать: «Отрубишь мне голову, поставишь на неё ногу, обопрёшься о саблю и споёшь победную песнь героя. Какую?» Он поёт замечательную песнь, которая льётся прямо из его героической души. Пытаюсь уловить мелодию и подыграть ему на пианино. «Твоя песня так хороша, что у меня ничего не выходит» - говорю я ему обескураженно. «Попробуй ты, это ведь твоя песня, у тебя точно получится. С какой ноты ты начнёшь?» Он смотрит на меня вопросительно. «Посмотри внимательно на клавиатуру. Начнёшь с той, которая тебе улыбнётся.» Так мы переходим к уроку.

Следующий урок с Зейной. В шесть лет она переходит с французского на чистые арабский, английский и португальский. Мать у неё француженка, отец - ливанец, который с ними не живёт, но к нему и арабской бабушке она ездит регулярно. Её отчим англичанин, который поёт ей английские песенки и рассказывает сказки на английском. Они часто ездят в Рио, где она ходит в садик и играет с местными детьми. Отсюда у неё португальский. У неё копна густых вьющихся каштановых волос с золотым отливом, ярко-синие глаза «в папу», как говорит её мать. Она бежит мне навстречу, вспрыгивает на меня, облепляет вечно липкими руками и шепчет на ухо измазанным шоколадом и маминой помадой ртом последние секреты. Охотно занимается музыкой и рассказывает истории о нотах. У каждой ноты своё имя, цвет, запах. Они толстые и худые, высокие и маленькие. Мы разговариваем с её пальчиками, которые имеют право слушаться и нет, прыгать и волочиться, шагать, как солдаты по клавиатуре.

У Оуэна большой дом в состоянии вечного ремонта. За моим стулом у пианино в полу дыра, которую присыпали камнями и поставили большую вазу с цветами. «Это могила моей бывшей учительницы» - сообщает он мне доверительно. «Она кричала, я её туда столкнул, засыпал камнями и водрузил цветы. Маме понравилось, она ведь не знает, что это могила. Ты никому не говори, а то меня посадят в тюрьму.» Я ему отвечаю: «Ну что ж, больше места в могиле нет, так что я могу кричать вволю.» Он согласно кивает головой: «Ладно, ты кричи. Всё равно голос у тебя слабый.»

На уроки к детям я одеваюсь попроще, так как ухожу всегда заляпанная шоколадом, помадой и чёрт его знает чем ещё (лучше не знать чем). Сумки и карманы у меня полны волшебных подарков. Это камни, гвозди, бусинки, палочки, фантики и куча рисунков. На них я обычно с растопыренными пальцами (иногда четырьмя, иногда шестью), торчащими волосами, увенчанными короной и обязательно с пупком. Можно открыть целую галерею моих портретов, правдиво отражающих мою сущность (иногда «сучность», как говорила моя тётя.)

Мадам Видаль 80 лет. Начала она заниматься музыкой недавно, в семьдесят, когда ей сын подарил пианино на день рождения. Живёт она в большом, забитом антиквариатом доме, тёмном, пыльном, покрытом липкой грязью, как и она сама. Окна годами не открывались, вонь. У неё есть и уборщица, и кухарка, и даже дама, которая ежедневно по утрам приходит помогать ей совершать свой туалет. Муж, которого я никогда не видела шаркает и кашляет за стеной. Мадам Видаль ждёт меня с нетерпением, тщательно готовится к урокам и переживает, если ошибается.

Вопрос, кто ученик, а кто учитель?