В своё время меня поразила одна фотография. Идут переговоры на высшем уровне. За столом рядом с советским послом сидит мальчик лет десяти.
В те очень стародавние времена советский посол должен был отправится на эти переговоры. Так получилось, что переводчика не оказалось. Единственным человеком, свободно владевшим арабским языком, и был тот мальчик. Он играл с местными мальчишками на улице. Мама позвала его, отмыла, надела на него белую рубашку и единственные выходные штаны. Говорят, что с переводом он прекрасно справился. В последствии он стал известным дипломатом.
Звонит мне наш дипломат и говорит: «Позвоните, пожалуйста, господину Клитору, директору завода, и передайте, что запланированная сегодня в два часа дня встреча с послом, не состоится.» Господина звали «Клигер», как я потом выяснила. Звоню я в приёмную этого высокочтимого господина (ответил он сам, а не секретарь, вот чудо-то. Ушла она, видимо, за покупками.) и заявляю по уставу: «Сегодня у Вас должна была состояться встреча с их превосходительством, послом Исламской Республики Иран». Он отвечает с достоинством: «Весьма польщён вниманием такой уважаемой особы такой уважаемой страны, но слышу я об этой встрече первый раз и немало удивлён». Я ему говорю: «Можете больше не удивляться. По неотложным важным обстоятельствам встреча не состоится. Приносим наши извинения от лица всего иранского народа.»
В те очень стародавние времена советский посол должен был отправится на эти переговоры. Так получилось, что переводчика не оказалось. Единственным человеком, свободно владевшим арабским языком, и был тот мальчик. Он играл с местными мальчишками на улице. Мама позвала его, отмыла, надела на него белую рубашку и единственные выходные штаны. Говорят, что с переводом он прекрасно справился. В последствии он стал известным дипломатом.
Звонит мне наш дипломат и говорит: «Позвоните, пожалуйста, господину Клитору, директору завода, и передайте, что запланированная сегодня в два часа дня встреча с послом, не состоится.» Господина звали «Клигер», как я потом выяснила. Звоню я в приёмную этого высокочтимого господина (ответил он сам, а не секретарь, вот чудо-то. Ушла она, видимо, за покупками.) и заявляю по уставу: «Сегодня у Вас должна была состояться встреча с их превосходительством, послом Исламской Республики Иран». Он отвечает с достоинством: «Весьма польщён вниманием такой уважаемой особы такой уважаемой страны, но слышу я об этой встрече первый раз и немало удивлён». Я ему говорю: «Можете больше не удивляться. По неотложным важным обстоятельствам встреча не состоится. Приносим наши извинения от лица всего иранского народа.»
В посольство звонили странные люди. Звонит один господин и просит к телефону «секретного агента». Я невозмутимо спрашиваю: «Как Вас представить?» Он отвечает с негодованием: «Вы не понимаете, я секретный агент. Я не имею права разглашать государственную тайну.» Я попросила его подождать, пока я спрошу совета у нашего «секретного агента». Потом я объяснила таинственному господину, что надо оставить своё секретное сообщение в ямке, предварительно выкопанной им же самим в парке рядом с посольством, под третьим деревом справа от входа. Что наш секретный агент сам выйдет с ним на связь.
Часто звонили люди и говорили что-то типа: «Госпожа Хомейени? Не могли бы Вы попросить господина Хомейени назначить мне встречу по такому-то вопросу?» Сначала я терялась и спрашивала: «Какому господину Хомейени?» Ответ был всегда тот же: «Такому маленькому брюнету с усами, носатому такому».
Иранцы же, когда я отвечала по телефону (голос у меня довольно высокий, женский) обращались ко мне без особых церемоний: "Господин посол?" Я при этом важно приосанивалась.
Тётя как-то попросила дядю: "Позвони им, поговори с ними строгим мужским голосом." "А я другим и не умею" - ответил дядя.
Иранцы же, когда я отвечала по телефону (голос у меня довольно высокий, женский) обращались ко мне без особых церемоний: "Господин посол?" Я при этом важно приосанивалась.
Тётя как-то попросила дядю: "Позвони им, поговори с ними строгим мужским голосом." "А я другим и не умею" - ответил дядя.
Моё начальство было не лучше. Меня просили позвонить «Лобову». Их было аж три. Один был «Львов», другой «Иванов», а третий, вернее третья – «Любовь Ивановна». Была ещё и «Алялина» - вроде бы «Анна Ивановна». При непосредственном общении с нашими дипломатами все эти «Ивановы» откликались на любое обращение (и правильно делали).
«Я звёздный брат. Спросите господина Хомейени, в курсе ли он, что завтра, 10 апреля, конец света в 13.00. Пусть предупредит свой народ. Передайте немедленно, я подожду ответа». Я без возражений откладывала трубку и топала ногами, сначала громко, потом всё тише и тише, через какое-то время проделывала ту же процедуру в обратном порядке (сначала тихо, потом громко). Потом, часто дыша, говорила: «Господин Хомейени сердечно благодарит Вас от имени всего народа».
Приходилось переводить по телефону для консульского отдела. Выглядело это так: «Дайте мне визу», ответ консула: «Не могу по таким-то причинам». «Дайте визу ввиду таких-то обстоятельств» - не унимался мужик. Диалоги становились всё короче и короче. По истечении двух часов это превращалось просто в «Дайте» - «Не дам», «Дайте» - «Не дам».....
Как в доме у моей бабушки, когда все внуки собирались, всё время были крики: «Дай»-«Не дам»... С разными истерическими нотками в интонации.
Опять же для консульского отдела перевод показаний обвиняемых в изнасиловании и убийстве гражданки такой-то. «Сидим мы с Али вечером, смотрим телевизор и пьём чай. Врывается к нам эта гражданка, которую мы ранее никогда не встречали, подбегает к окну и выпрыгивает из него. А почему на трупе не было трусов, мы не в курсе, наверное кто-то их украл». Так и представляю себе вора, который, потирая руки и озираясь, подкрадывается к трупу и крадёт трусы, и потом, запершись в своей воровской каморке, раскладывает их и любуется, счастливый. Как Гульсарапа с рукописями.
Переписка со строительной компанией: «Просим в соответствии со статьёй такой-то пункта такого-то контракта оплатить наши услуги.» Ответ: «Мы не довольны качеством и сроками предоставленных услуг и платить не будем». То же самое «дай – не дам» в письменном виде и до опупения.
Обычная история. Приходит мужик с чётками, кораном, в шапочке и рассказывает, что у него десять сыновей, все они (и мужик в том числе) были сказочно богаты. Продали они все свои дома и земли на посторойку мечети. Не хватило им всего-то пары миллионов долларов. Не могли бы правоверные единоверцы помочь в таком богоугодном деле? Причём у него фотографии, документы какие-то.
В посольство позвонил господин и представился: «Отчество у меня Николаевич, фамилия Мокрушин, зовут меня к сожалению (тут он грустно вздохнул) Рудольф». Я ему говорю: «Как бы Вы хотели, чтобы Вас звали?» А сама подумала, что странно как, меня бы на его месте скорее не устроила моя фамилия.
В нашем отделе на стене висел календарь. Была на нём репродукция картины «Адам и Ева в раю». Однажды я поняла, что что-то в ней изменилось. Когда я присмотрелась, то обратила внимание, что бедную Еву закрасили чёрной краской. В газетах и журналах у женщин всякие части тела были тоже густо замазаны. Наверное для этой цели они держали евнуха.
1 commentaires:
Комментарий для Умы: Диалог "Дай - не дам!" должен быть до боли близок тебе. Так и представляю тебя в беленькой рубашечке с галстучком и со зверским выражением на лице, изрыгающего "Не дам!" Лола
Отправить комментарий